За четыре, даже три, дня до своей лекции и показа фильма он мне пишет и приглашает их посетить. С моей стороны это почти нереально по организации и реально, но очень нерационально по деньгам. Я отказываюсь. Но на следующий же день утром пишу ему:
Schon bald kann ich nach Berlin kommen. Ehrlich gesagt, ich habe Angst, mit Ihnen können nicht reden, oder mit meiner Anwesenheit Sie müde machen.. Aber ab etwa 25. April kann ich kommen, wenn Sie Zeit haben.
... и молчание.
Сегодня я - как обычно - проснулась ночью и не спала - не как обычно около часа - а часа три. Я безостановочно, спутанно, навязчиво, обсессивно думала о нем, о том, что все это значит и значит ли. И если не значит, тогда что значат эти периодические странные сообщения, которые, казалось бы, что-то да значат. Что значит его молчание? Что значат его сообщения? Как он меня видит? Как он меня видит?! Как странное создание, которое зачем-то, почему-то, с чего-то пишет ему эмоциональные письма, и которое создает драму из ничего? так он меня видит? Не знаю. Три часа бесконечного перемалывания этих и многих других вопросов, сочинения прощального письма с объяснениями почему я не приеду в Берлин и почему я, хоть мне это и невероятно тяжело, не буду ему больше писать и тревожить его тем самым, с выкидыванием, изменением наиболее драматических пассажей, чтобы не казаться совсем уж экзальтированной, но чтобы при этом не казаться совсем уж странной и мистически непонятной. Я схожу с ума. Или я сама свожу себя с ума. Или он сводит меня с ума. Все смешалось. В доме Облонских, добавила бы я, но в этом доме кроме меня никого больше нет.
Я должна что-то сделать. Так не может продолжаться. Эта односторонняя драма отравляет меня.